ДОЛГ

Кто считает, что его хата с краю? Она не с краю. Она следующая!

Автобиография

Он родился в небольшом южном городке сразу после развала Великой страны. Рядом с их городом нарисовалась какая-то граница. Взрослые сначала плевались и пеняли на власть, разделявшую страну на кусочки. Потом плюнули и, осознав, что граница может кормить, стали пользоваться этим. Автобиография его могла бы занять пол стандартного листа А4. Родился, учился в школе, в армии не служил, самая долгая отлучка из дома — учёба в институте, в городе побольше, где была вожделенная военная кафедра, позволявшая не тратить времени на ненужную ему службу. Жил, стараясь заработать побольше. Друзья? Ну, были те, с кем можно поболтать, сгонять в клуб, на шашлыки, скататься в отпуск на турецкие или ещё какие средненькие курорты. Был свой небольшой бизнесок, который позволял выглядеть солидно для небольшого городка. Были и женщины. А чего им не быть у молодого и успешного, как он считал, парня. Автомобиль, свой достойный дом, спортзал, боулинг, заграничные отпуска. Когда перерывы между развлечениями и работой оказалось нечем заполнить, одна из тех женщин, что были рядом, стала его женой. Дети? Ну как модно сейчас говорить, наверное, пока рано. В общем, нормальная такая солидная жизнь, где ты занят собой и своим благосостоянием, где всё, как тебе кажется, вращается вокруг тебя, и ты единая ось мира и самая важная точка планеты. А потом что-то пошло не так.

Начало

Сначала в соседней стране начались митинги и какие-то беспорядки. Одна власть сменила другую. А они с товарищами по выходным, сидя в пивном баре за очередным бокалом немецкого светлого и тёмного перед ведром с раками, восхищались смелостью и свободолюбием соседей, которые смогли снести совков и взяли путь на такую «просветлённую Европу». Смотрели записи на Ютубе с горящими факелами, людьми в форме и восхищались «безоружными» демонстрантами, вставшими на защиту своих прав и свобод.

Потом со стороны соседей граница начала обретать облик крепости, бизнес начал давать сбои, но благодаря предприимчивости удалось перенастроиться и не упасть в яму, как некоторые. После определённой лихорадки жизнь опять легла в сытое приятное русло. Иногда краем уха слышались новости из телевизора, который, не выключаясь, в квартире родителей вещал о каких-то обстрелах таких недалёких отсюда Луганска и Донецка. Но это не особо укладывалось в «достойную» сытую схему, да и не очень интересовало, как и Ливия, Сирия, Израиль и Иран. Это же вообще очень далеко и бизнес-интересов его личных там нет. Жизнь совсем легла в плоскость «достойной» и «тихой», когда началась СВО.

Забрызганные по крышу грязью, чадящие чёрными тучами выхлопов, лязгающие гусеницами военные колонны вошли в город и, почти не останавливаясь, ушли в сторону границы. Они с перерывами шли несколько дней, и город замер в предчувствии перемен. В барах опять поднялась тема «совков», пытающихся «задушить» свободолюбивых соседей. Длинные змеи колонн, обвешанных ящиками и людьми в бронежилетах и касках с такими серьёзными не по возрасту лицами прошли. Только небольшие по несколько машин группки проскакивали быстро через город, да обратно летели машины с замазанными зелёным, красными крестами на бортах и растрёпанными бронежилетами, свисающими с окон.

Бизнес в гору

Побурлив немного, город успокоился, лишь больше стало людей в форме у придорожных магазинов. Бизнес, наоборот, пошёл в гору, появилась возможность войти в дело по продаже военной формы и снаряжения из Китая, запчастей для дронов и вообще всякой мелкой около военной электроники. Удалось сменить машину, правда, вместо «баварца» пришлось взять нового, но очень упакованного «китайца». Сменился и дом, а заодно и жена. Немного раздражало, что пропадали, уходя в военкомат, одноклассники и знакомые, но они были из тех, кого часто в компаниях и за глаза презрительно называли «ватными патриотами». Да, немного напрягали люди в магазинах в военной форме. Напрягали их глаза, какие-то презрительные и со стальным усталым блеском. Бесили их грубые, в порезах и въевшейся грязью руки. Запах пропотевших тел, смешанный с каким-то незнакомым ему запахом химической гари или пороха.

И он не понимал, как эти невзрачные с виду, какие-то нескладные в форме мужики презрительно смотрят на его атлетическую фигуру, затянутую в модный сейчас тактический костюм ведущего бренда, не чета их потрёпанной, уставной цифре. Но мужики не конфликтовали, да и он старался не задерживаться рядом, проходил мимо. Шли месяцы, потом прошёл год и другой. И военные примелькались, и всё вошло в своё русло. Где-то кто-то болтал о долге перед Родиной, что-то прилетело в Москву и Питер, но его это не касалось.

Чужие

И вот однажды утром с непередаваемым грохотом ударило тугим ударом взрывной волны. Блестящими брызгами на одеяло вылетел дорогой стеклопакет. В соседней спальне дико закричала жена. Дом содрогался, а на улице грохотали разрывы. Он судорожно заметался по комнате, ища модные и дорогие штаны. Выскочил на крыльцо, на окраине совсем немирными салютами летали трассеры и гремели очереди автоматов и пулемётов.

За ним следом выскочила всклокоченная жена с ошалевшими от ужаса глазами. По улице с потушенными фарами пролетели несколько гражданских и военных санитарных машин. В глазах жены отражалось пламя пожара горевшего соседского дома. Там по двору призраками метались тени. Он схватил за руку жену, затащил её в дом, и они нырнули в кладовку, полуподвал под красивой резной лестницей.

Несколько часов тихо просидели в кромешной темноте, прислушиваясь к звукам наверху. Утром, скрипнув дверью и шикнув на причитающую жену, он вышел во двор. Кругом была гробовая тишина, лишь шипели угли на руинах соседского дома.

Мысли в голове текли какой-то заторможенной тягучей патокой — «Что произошло? Где все? Что делать?» — пока марево мыслей ползло по нейронам мозга. В конце улицы, озираясь и водя по сторонам тонкими стволами чужих автоматов, появились солдаты в форме, с жёлтой и синей лентами на касках.

— Чужие! — мысль прорвалась через тягучее месиво в голове.

— Ну и что? — пропищал какой-то голосок в голове.

— Ты же не военный, ты мирный, плюс они уже почти «европейцы». Да и не сделал ты им ничего плохого, — уже увереннее сказал голос.

Взгляды его и одного из солдат встретились. Он видел лишь блестящие противоосколочные очки, такие же, как лежали у него на тумбочке, он их носил, чтобы подражать современной моде. Солдат вскинул автомат, направив на него ствол. Руки сами поползли вверх и идиотски вытянулись на всю длину к небу, будто он толкнул хороший вес штанги в фитнес-зале.

Солдат подал знак своим, и три пары скрытых чёрным, крепким стеклом глаз упёрлись в него, уродливо задравшего к небу руки.

— Как киборги неживыми глазами смотрят, — подумал он

— Ну и чего боишься? Европейцы же, — твёрдо сказал голос.

Сдвинув его в сторону, на крыльцо робко высунулась жена, одетая в мятый халат. Солдаты настороженно дёрнулись, один присел на колено, направив автомат на дверь. Потом они как-то странно заулыбались, переглянулись чёрными стеклянными глазами и, оглядываясь и водя стволами автоматов, двинулись к их калитке.

Боль

Жена, ойкнув, скрылась за дверью. Солдаты вошли во двор и, опустив стволы автоматов, двинулись по тропинке к дому. А он продолжал стоять истуканом и лишь краем сознания отмечал шевроны с флагами на груди и плечах солдат. Великобритания, США, что-то прибалтийское, мозг отказывался точно вспоминать. Двое прошли мимо него, как мимо памятника в парке. А третий, походя, двинул его в живот прикладом. Боль вспыхнула адовым огнём и перехватила дыхание. Солдат грубо взял его за шкирку, повернул в сторону входной двери и обидным пинком под зад втолкнул в проём. Упав от боли на пол в коридоре, снизу он увидел дорогие американские ботинки, сидящего по-хозяйски в его кресле-качалке солдата с американским флагом на передней пластине бронежилета. Второго солдата не было видно, лишь раздавался невнятный шепот и шорох в соседней комнате. Боль стала отпускать он попытался встать. Но солдатский ботинок прижал его голову к полу. В комнате завозились, и раздался истошный крик жены, треск разрываемой ткани и хохот. Он рванулся из-под ботинка, схватив его двумя руками. Солдат вывернул ногу, и тяжёлый удар кованого приклада обрушился на голову. Последнее, что он слышал, — женский крик, переходящий в нечеловеческий визг, и грубый хохот трёх солдатских глоток.

В сознание он пришёл от кашля, дым, заполнивший дом, забился в нос и лёгкие. Ничего не соображая, он пополз в ту сторону, откуда ещё тянуло свежим воздухом. Выпал на крыльцо. Фирменная дорогая майка расползалась от жара и жгла кожу. Боль была как будто издалека. Голова кружилась, а перед глазами летали огромные яркие шары, грозясь заполнить сознание. Его вырвало, он стоял на карачках и блевал, а из окна комнаты жены рвалось пламя.

Ужас

Ползком, напрягая сознание, выбравшись во двор за калитку, упал на холодную землю и, глядя снизу, увидел старенькую ниву родителей, стоящую на подъезде к дому.

— Мама, — по-детски прошептали губы здорового мужчины, лежащего на асфальте.

Глаза расширились от ужаса и почернели от осознания, бледное окровавленное лицо заострилось и стало чёрным. Нива стояла, осев на пробитых колёсах. Лобовое стекло, покрытое сеткой звёздочек пулевых отверстий, не позволяло увидеть, что за ним, у открытых нараспашку дверей, в лужах чёрной крови лежали тела матери и отца. Сознание спасительно отключилось. Что было дальше, он помнил отрывками. Придя в себя, услышал опять грохот близких разрывов и заполошных очередей, тупо, как робот, встал, пачкаясь в крови, затащил тела во двор. Помнил, как руками и чем-то подручным на дорогом канадском газоне рыл могилу, ломая ногти на пальцах и не чувствуя боли. Как лежал на могильном холмике, согревая своим телом могилу. Как ползал по обгоревшим руинам своего дома и выбирал из пепла то, что осталось от тела жены. Опять копал, теряя сознание или проваливаясь какую-то дрёму. Как говорил с теми, кого уже нет. Говорил с холмиками свежих могил.

Жить, чтобы мстить

Он не помнил, как его нашёл невзрачный солдат в уставной цифре. Такой неказистый, с раскосыми глазами, но с настоящим железным, пахнущим порохом, боевым автоматом и магазинами, набитыми патронами. Не помнил, как вцепился в автомат и пытался его вырвать. Но солдат грубо отбросил его от себя, жёстко одёрнув: «Поздно. Раньше надо было». Плохо помнил, что потащился за солдатом. А тот его не прогнал. Потом они долго бродили по лесу, ночевали в канавах и под деревьями. Солдат собирал вокруг себя таких же гражданских с потерянными взглядами и молодых других солдат, и все солдаты, даже почти мальчишки были с оружием. Солдат вывел их к своим на пятый день. Попрощался, запрыгнул в такой же неказистый уазовский пикап и умчал. А они остались стоять разноцветной цветастой кучкой. И он думал, а есть ли смысл теперь жить. А потом решил, есть. Жить, чтобы мстить. У него появился Долг! Было это? Не знаю, может. А может быть? Может! Может быть с каждым, кто считает, что его хата с краю! Она не с краю. Она следующая!

Сергей МАЧИНСКИЙ «Боевая газета»